Глухой стук мячей о деревянный пол спортзала отдавался эхом. Скрип кроссовок сливался с гулом зала — не сразу и поймёшь, что идёт уже пятый урок. Но несмотря на усталость, мой голос звучал на удивление бодро, словно стремился разогнать сонливость в воздухе.

— Сюда пасуй!

К кольцу мчался один парень. Сначала казалось, будто он двигается вяло — плотное телосложение сбивало с толку. Но стоило присмотреться, и становилось ясно: этот парень в очках не просто крепкий. Он двигался с такой резкостью, словно носил невидимую броню из мускулов.

Его энергия впечатляла даже бейсболиста со второго курса — того самого, что сейчас стоял в стороне и наблюдал с восхищением.

— Мару, забрасывай!

Мару поймал мяч, стремительно обманул защитника финтом и, согнув колени, резко встал в стойку. В следующую секунду подпрыгнул, словно распрямляющаяся пружина, и мяч, который держал обеими руками, перешёл в правую. В прыжке он мягко запустил его к кольцу.

— Не позволю!

Почти одновременно с броском в его руку врезалась чужая ладонь. В зале раздался свисток.

— Фол!

Приземлившись, Мару улыбнулся. А тот, кто пытался его остановить, лишь злобно скривился.

Штрафной он реализовал без промаха — и принёс команде победу. Запыхавшись, Мару направился к выходу с площадки.

— Хорошо сыграл, — сказал я.

— Спасибо. Хотя, по правде, я даже не устал, — отмахнулся он, будто только размялся.

Остальные парни уже валялись на полу, еле живые.

— Да вы просто никакие, — с усмешкой заметил учитель. — Спортом надо заниматься, а не сачковать.

На другой половине зала девочки играли в волейбол. Звонкие крики, визг, смех — шум стоял не меньше, чем у нас. И, конечно, громче всех была Мая Нарасака, подруга Аясэ. Кажется, я услышал её панический вопль:

— Я палец сломала!

Скорее всего, она просто ударилась — если бы действительно сломала, визга было бы ещё больше. Волейбол, как выяснилось, штука довольно жёсткая.

Мару посмотрел в сторону волейбольной площадки и вдруг сказал:

— Завтра ведь уже на экскурсию летим, да?

Я вздохнул. Уже завтра мы сядем в самолёт.

— Ты чего так вздыхаешь, дружище?

— Страшно.

— А?

— Ты хоть знаешь, почему самолёты вообще летают?

— Закон Бернулли, конечно. Крылья создают разницу в давлении воздуха над и под собой — из-за формы крыла воздух сверху движется быстрее, чем снизу. Эта разница и создаёт подъёмную силу. Всё регулируется закрылками. В целом, если понимать аэродинамику, всё логично. Хочешь, могу рассказать подробнее?

— Сейчас физра. Так что пас.

Хотя, признаться, такая лекция не помешала бы перед контрольной по физике.

— Ну, бояться — это нормально. Даже если знаешь, как всё устроено. Вот сердце, например: мы понимаем, что оно бьётся само, но ведь всё равно страшно, что однажды оно может остановиться. Иногда страх просто не слушается логики. В этом нет ничего плохого, — сказал Мару с улыбкой.

Я снова вздохнул. Он прав. Я понимаю, как устроены полёты… но это не помогает.

— А если вдруг самолёт всё-таки упадёт? Мы же не железные.

— Шанс есть. Но тогда и то, что завтра небо рухнет на землю, — тоже не ноль. Это называется кию — беспочвенные тревоги.

— Звучит красиво, но... Погоди, ты серьёзно? Небо упадёт?

— А ты, когда в лифт заходишь, тоже каждый раз думаешь, что трос оборвётся?

— Я к лифтам привык. А на самолёте буду лететь впервые.

— Тогда думай не о падении, а о том, как классно будет, когда ступишь на землю. Представь, сколько всего интересного нас ждёт.

— Интересно, говоришь... У тебя, что ли, опыт есть?

— А как же! В Сингапуре, например, есть казино. Я бы с удовольствием туда заглянул.

— Только вот ты туда не попадёшь.

Казино легальны для тех, кому 21 год и больше. Нарушишь — получишь штраф.

— А вдруг завтра закон изменят? И возраст снизят до семнадцати?

— Ага, жди. Скорее уж самолёт упадёт.

Если бы что-то действительно изменилось, об этом уже гремели бы все новости.

— Кстати, Асамура. В Японии азартные игры вообще запрещены — даже для взрослых.

— Ну да.

— А как так вышло? В одном месте можно, в другом нельзя, хотя суть одна и та же. Почему так?

Вот чёрт. Зря я спросил его про самолёты… У Мару включился режим зануды; теперь он будет философствовать даже после физры.

— Эм… Ну, у каждой страны, наверное, свои причины. История, культура… всё такое.

Кажется, я как-то читал научно-фантастическое произведение, где из-за странной болезни почти все мужчины вымерли. Тогда власть перешла к женщинам, и одна женщина-сёгун даже завела себе личный мужской гарем, впоследствии чего полиандрия стала нормой. Там всё логично: были обстоятельства — появился закон.

Обычно, чтобы ввести правило, нужна веская причина. Без неё никто бы его не принял.

— То есть, ты хочешь сказать, что законы — не нечто абсолютное, и если обстоятельства меняются, то и правила могут измениться?

— Ну… да, пожалуй.

— Тогда, получается, что и с завтрашнего дня пускать семнадцатилетних в казино — вполне возможно.

— Это ты уже прыгнул слишком далеко. Как с трамплина на зимней Олимпиаде — и прямо в другую эпоху.

— Возрастные ограничения вообще вещь довольно размытая, Асамура. Совсем недавно у нас совершеннолетие было в двадцать один, а потом — бац — и на три года вниз.

— Это так. Но ты хочешь, чтобы сдвиг был на четыре года. Это уже не шутка.

— Так вот к чему я это всё… — сказал Мару, подбирая мяч, который прикатился к нам.

Он пару раз стукнул им о пол, плавно переключаясь с руки на руку. Дриблинг у него выходил на удивление легко — как будто он всю жизнь играл не в бейсбол, а в баскетбол. Это вообще нормально?

Я поднялся и потянулся к мячу, пока он вёл его в сторону. Но Мару ловко отступил и ушёл от меня.

— Попробуй догони. Я его так просто не отдам.

— Посмотрим, как долго ты будешь так улыбаться!

— Увы, не в этот раз.

Он легко обманул меня финтом, развернулся спиной и встал между мной и мячом, как будто выстроил бетонную стену. Вот так просто мне его не обойти.

— Это нечестно. Требую себе поблажку.

— На площадке все равны.

— Когда один умеет играть, а другой нет — где тут равенство?

— Ты смеёшься? Я в баскетбол ни разу не играл.

— Тогда у тебя просто врождённая ловкость… Эй, стой! Чёрт...

Я попытался обойти его сбоку, но он, даже болтая со мной, не терял концентрацию: уверенно вёл мяч, будто родился с ним в руках. Похоже, играть и рассуждать одновременно — его стихия. Я выдохся и притормозил, а он всё так же спокойно продолжал дриблинг.

— Так вот, Асамура, — сказал он.

— Что ещё?

— Просто… запрещать что-то только из-за возраста — вот с этим я никак не могу согласиться.

Вот он — весь Мару. Прямолинейный, до наивности логичный, но в этом есть своя сила.

— Я понимаю, к чему ты клонишь.

— Конечно, есть те, кто сядет на азартные игры и угробит себе жизнь. Но если это так плохо, почему бы не запретить это вообще? Без исключений. Эти четыре года — что они решают?

Неужели он и правда так хочет попасть в это казино?..

— Разве не в том дело, что алкоголь, сигареты и прочее сильнее скажутся на нас?

— Я бы понял, если бы мы говорили про детей или хотя бы младшеклассников. Но нам уже семнадцать, — отозвался он и направился к центру площадки.

Я понял, что чувствует Мару — он хочет, чтобы с ним обращались по-взрослому.

Мару перекладывал мяч из руки в руку — дриблинг был уверенным, будто отточенным годами тренировок. До кольца оставалось всего метров пять. Я бросился за ним, но не успел. Только слегка задел его спину, и всё. Он сделал шаг вперёд, потом ещё один. Руки вытянулись — и мяч полетел. Описав красивую дугу, он мягко прошёл через кольцо, задел сетку и, подпрыгнув пару раз, покатился к стене.

— В любом случае, — продолжил Мару, — я просто считаю, что в семнадцать лет нам стоило бы давать больше самостоятельности. Хотя бы в том, за что мы сами готовы нести ответственность.

— Я понимаю, к чему ты ведёшь. Но даже если ты выложишь сотню доводов, в казино Сингапура нас всё равно не пустят. И, кстати… — добавил я после короткой передышки, вспоминая, сколько шагов он только что сделал, — шагать с мячом без ведения вообще-то запрещено.

— Ха! Вот уж точно — насквозь меня видишь, — усмехнулся Мару. — Знаю-знаю. Я просто пошутил… про казино.

* * *

***

Шестой урок был последним. Целый учебный час мы посвятили обсуждению деталей завтрашней экскурсии — по крайней мере, так это официально называлось. На деле же всё свелось к обычной болтовне.

Формально мы должны были сесть по группам и сверяться с планом, но обсуждать уже почти ничего не оставалось: маршруты, списки и прочее были составлены заранее. Это было скорее финальное подтверждение, чем реальная подготовка.

В каждой группе — как правило, по шесть человек: трое парней и трое девушек.

— Итак… — начал кто-то из нас. — Наши главные точки — мандайский зоопарк и ночное сафари во второй день. А на третий, если остаёмся на острове Сентоза, у нас куча свободного времени. Хоть за сувенирами иди, хоть просто гуляй и наслаждайся видами.

— Отличная работа, лидер Мару! Как же круто, что у нас всё по плану и без напряга!

— Я потому вас всех и собрал, — с улыбкой отозвался он. — Знал, что вы это оцените.

Все дружно похлопали ему. И я, честно говоря, тоже был доволен: такой спокойный, неспешный маршрут мне вполне по душе. Никогда не умел жить строго по расписанию и подстраиваться под чужие темпы.

— Есть ещё что-то, что нужно уточнить? — спросил кто-то.

— Ах да. Проверьте не забудьте настроить смартфоны. Если потом прилетит счёт за роуминг — будет не до смеха. И не опаздывайте к месту встречи.

Все, включая меня, кивнули.

На этом собрание закончилось. Осталось просто дождаться конца урока. Те, кто не был дежурным в классе, уже собирались уходить. Я быстро схватил сумку и направился к выходу.

Хотя я и взял на неделю выходные, всё равно хотелось ещё раз всё перепроверить — не забыл ли чего. Лучше сделать это дома без суеты, чем вспоминать в последнюю минуту.

Коридор был пуст. Из классов доносились приглушённые голоса — ребята всё ещё обсуждали завтрашнюю поездку. Второй этаж буквально гудел: в воздухе чувствовалось общее волнение.

Атмосфера была приподнятой — и это радовало. Хотя где-то глубоко внутри я всё же немного волновался: не перегорят ли они раньше, чем мы вообще уедем?

* * *

***

Вернувшись домой, первым делом я раскрыл чемодан, купленный специально для этой поездки, и начал перекладывать всё заново. Хотя большая часть вещей уже была собрана, мне становилось спокойнее только тогда, когда я ещё раз проверял каждый пункт.

Мару заранее объединил школьный список с тем, что мы накидали внутри группы, и загрузил итоговый вариант в облачное хранилище. Каждый мог открыть таблицу, найти свою колонку и поставить галочку напротив нужного пункта. Я держал в руках смартфон и, добавляя вещи в чемодан, отмечал их одну за другой. Всё было аккуратно и с толком — в духе самого Мару. Самые важные позиции были помечены особым значком: деньги, паспорт, телефон.

Для Сингапура виза туристам не нужна, достаточно загранпаспорта. Главное, чтобы срок действия оставался не меньше полугода. Нас об этом предупредили в школе заранее, и многие кивали так, будто уже сталкивались с этим. Видимо, немалая часть ребят действительно бывала за границей.

Меня это немного удивило. Я-то лечу за границу впервые. Более того — это вообще мой первый полёт. Я всё чаще ловил себя на мысли, что боюсь летать. А вдруг что-то пойдёт не так? А если самолёт упадёт?.. В голове крутились глупые сценарии, и чем больше я думал, тем сильнее чувствовал: я среди них самый неопытный. Будто стою в стороне. Эта мысль не давала покоя. Я почти скатился в тревожное состояние, как вдруг вспомнил, что сказал Мару: «Лучше думай о том, как весело будет, когда ты уже сойдёшь с самолёта».

С этими словами в голове я снова взял смартфон и начал искать всё подряд, что связано с Сингапуром. Хотелось просто отвлечься — багаж собран, делать особенно нечего. Так что я просто открыл одну из новых книг и залип в чтение.

Пока вдруг не услышал, как Аясэ зовёт меня. Я поднял голову, посмотрел на часы — пора ужинать. Ответив ей сквозь дверь, я вышел из комнаты и направился в столовую. Аясэ как раз заканчивала раскладывать тарелки. Я быстро сел за стол.

— Прости, — сказал я, — зачитался. Не заметил, как время пролетело.

Передо мной она поставила тарелку с только что сваренным рисом. Пар поднимался вверх, пахло вкусно.

— Let’s eat! — сказала Аясэ с озорной улыбкой.

Я чуть смутился — но быстро понял. Ничего сложного: «давай есть».

— Эм… — неуверенно уточнил я. — Это типа «Спасибо за еду»?

Она снова улыбнулась и кивнула.

Похоже, попал. Я как-то слышал, что в английском нет точных аналогов японским «Итадакимасу» или «Готисоусамадэсита». Но «Let’s eat!» — пожалуй, самое близкое. Что-то вроде «ну что, начнём?»

Потом она уже по-японски сказала:

— Я последний месяц усердно тренировалась — слушала, говорила. Захотелось проверить, как пойдёт.

— Эм?..

— Может, попробуем весь ужин говорить только на английском?

А, вот к чему всё шло.

— Не знаю, справлюсь ли…

— Let’s try! — с энтузиазмом сказала она.

Ну… в конце концов, если облажаюсь, свидетелей всё равно нет — только Аясэ. Можно и попробовать.

— Хорошо… То есть, okey.

Я кивнул. Аясэ довольно улыбнулась — и сразу перешла на английский:

— Are you ready for your school trip?

Я слегка запнулся, но разобрал. Всё ясно: «Ты готов к экскурсии?»

— Of course, I am ready. [Конечно, готов]

— Where are you going in free-activity time with your friends? [Куда вы пойдёте с одноклассниками в свободное время?]

— Эм-м-м… We are going to Singapore Zoo in Mandai on the second day, and Sentosa Island on the third day. [Во второй день мы поедем в Сингапурский зоопарк в Мандае, а на третий — на остров Сентоза]

Мне удавалось как-то отвечать, хотя я в основном использовал простые слова и, наверное, немного искажённо строил предложения. Аясэ говорила медленно, и я успевал её понять, но когда нужно было отвечать, то всё равно чувствовал себя неуверенно. Я заметил, что запомнил все названия мест только в японской транскрипции. Интересно, как они звучат на местном языке? Если я скажу их так же, как и в Японии, меня поймут ли водители такси в Сингапуре? Придётся, наверное, немного подкорректировать произношение.

Мы продолжили немного обсуждать предстоящую экскурсию, и вскоре Аясэ перевела разговор на еду, которая была перед нами. Я изо всех сил пытался не отставать, быстро переводя её слова с японского и подбирая английские аналоги, когда отвечал.

— Is dinner good? [Как тебе ужин?] — спросила она.

— So good! Especially this… uh… AJI-OPEN is excellent! [Очень вкусно! Особенно этот… эм-м… AJI–OPEN, просто потрясающий!]

Как только я это сказал, Аясэ не сдержалась и рассмеялась.

— Прости… Но назвать ставриду как «AJI-OPEN» — это слишком смешно!

— Я просто не знал, как иначе это сказать, — пробормотал я в оправдание.

— Horse mackerel, — пояснила она с идеальным произношением.

— Horse?.. Mackerel? В смысле — лошадь? H-o-r-s-e?

— Именно. А «mackerel» — это скумбрия. Если вместе, получится «horse mackerel» — ставрида.

— Странный какой-то перевод…

— Просто представь, как сложно иностранцам, когда они видят наши кандзи: 鯖 [саба] для скумбрии и 鯵 [адзи] для ставриды. Мы-то к ним привыкли ещё с детства.

— Наверное. А если я скажу просто «ставрида», меня поймут?

— Там, похоже, есть несколько разных теорий, — сказала Аясэ. — Например, есть теория, что если в названии рыбы встречается слово «horse», то это как бы делает её похожей на какую-то другую рыбу… а есть версия, что это слово пришло от голландского. Я сама не смогла точно выяснить, что из этого правда.

— То есть если я скажу «mackerel», думая про ставриду, это может быть неправильно?

— Да. Слова — штука странная, — улыбнулась Аясэ. — Но в этом и есть своё очарование.

— Кстати, «адзи но хираки» — это как «horse mackerel, cut open and dried»?

— Разделанная? То есть её сначала распотрошили, а потом высушили?

— Ну да, вроде того.

— Ого… здорово, что ты это знаешь.

— На самом деле я только что погуглила, пока варила мисо-суп, — усмехнулась Аясэ, как ребёнок, гордящийся своей хитростью.

— Я бы хотела выучить побольше слов, связанных с едой и кулинарией. Особенно названия продуктов — пригодится, если придётся ходить по магазинам за границей. Мало ли, вдруг однажды придётся готовить в другой стране.

Я на секунду задумался. Не уверен, что кто-то стал бы настолько углубляться в этимологию… Но, возможно, Аясэ просто слишком старательная. Или ей правда интересно узнать всё до мелочей?

— Ты собираешься учиться за границей? — спросил я.

— Только если понадобится. Но пока таких планов нет.

Как только мы снова перешли на японский, говорить стало легче. Я сразу почувствовал, как вернулась уверенность.

— У тебя правда очень хорошее произношение на английском, Аясэ.

— Серьёзно? — удивилась она.

— Ага. А вот я всё ещё чувствую, что говорю с типичным японским акцентом. Не уверен, что меня вообще поймут.

Она воспринимала мою речь куда легче, чем это сделали бы незнакомцы. Мысль об этом снова вызвала у меня волнение — я неосознанно вернулся к тревогам перед поездкой. Я поделился этим с Аясэ, и она на секунду задумалась.

— Знаешь, я стараюсь просто думать на английском, когда слышу его — без перевода. Это помогает. И, честно, не думаю, что стоит так переживать из-за акцента.

— Ты так считаешь?

— Конечно. Это ведь международный язык, и у всех разное произношение. Акценты — это нормально, — сказала она, допивая чай. — Главное, чтобы нас понимали. Надеюсь, с этим проблем не будет.

Я всё ещё немного переживал, но решил отпустить. Как говорил Мару: «просто жди, что будет дальше, и постарайся получить удовольствие».

Мы уже убрали со стола, когда вернулся мой старик. Он сказал, что примет душ утром, и посоветовал нам с Аясэ идти в ванную и ложиться пораньше.

Вставать нужно было в четыре утра, так что задерживаться нельзя. Я быстро принял душ, сменил воду, переоделся — и постучал в комнату Аясэ, сообщив, что всё свободно. Услышав в ответ её «спасибо», я вернулся к себе.

Ах да… кондиционер для волос, который мы со стариком использовали, почти закончился. Если бы я заметил это раньше, купил бы новый ещё перед поездкой. Но он уже спал, а будить было бы глупо. Акико-сан ещё не вернулась с работы, и утром, скорее всего, мы не пересечёмся.

Наверное, стоит просто оставить записку. Я быстро нацарапал короткое напоминание и приклеил его на видное место — на обеденный стол.

Вернувшись в комнату, снова залез смартфон. Я хотел найти, как правильно произносятся названия мест, куда мы поедем. Но быстро сдался: усталость брала верх. Вместо этого я залип в книгу. Прочёл пару глав — и вдруг понял, что уже девять вечера.

В этот момент кто-то постучал в дверь.

— Ты не спишь? — её голос прозвучал тихо, почти шёпотом.

Я открыл дверь, немного озадаченный. Что ей понадобилось в такое время?

— Можешь зайти ко мне?

— В твою комнату?.. — переспросил я и машинально оглянулся.

— Поторапливайся, — сказала она, и, взяв меня за руку, мягко потянула в коридор.

Дверь в спальню родителей была закрыта. Из гостиной струился тусклый свет ночника, отбрасывая мягкие тени по полу. Мы прошли мимо. Мой старик, наверное, уже крепко спал. Между его комнатой и нами — две двери и одна стена. Если не повышать голос, нас никто не услышит.

С Аясэ мы договорились — при взрослых ведём себя как брат и сестра. Но, по правде говоря… это уже не совсем так. Пока нас не видят — всё в порядке.

Мару как-то спрашивал, не думаю ли я, что все пары на виду у других флиртуют. Мы с Аясэ признались друг другу в чувствах, но ведём себя куда сдержаннее, чем большинство влюблённых.

Вскоре мы уже были в её комнате. Свет был включён, и всё вокруг выглядело так же аккуратно, как всегда. У стены стоял красный чемодан — видимо, она уже упаковала в него всё необходимое. Как только я зашёл, Аясэ повернула ключ в замке. Пока я недоумённо стоял, она выключила основной свет — и в комнате остался только тусклый потолочный ночник.

Полумрак окутал нас мягкой тенью. В этом слабом свете я почти не видел её лица — только силуэт, и дыхание рядом.

Я шагнул ближе к двери… но она была уже совсем рядом.

— Асамура.

— Да?

Я почти сразу понял, что она собирается сказать. С того дня, как мы вместе побывали в храме, мы ни разу не держались за руки. Но с тех пор мы часто были рядом. Ужинали вместе, разговаривали. И тем более, что мы находились в разных классах, нам никак не удавалось войти в одну и ту же группу. Так что в ближайшие четыре дня навряд ли пересечёмся.

— Мы, наверное, не сможем быть вместе в эти дни, да?.. Поэтому я… — её голос дрогнул и стал тише. Казалось, она колеблется.

— Подожди. Можно… сначала я скажу, что чувствую?

— Тогда и я.

— Эм… может, скажем это одновременно?

— Хорошо.

Мы замолчали. На секунду… или, может, на две. А потом, одновременно, прошептали:

— Я хочу поцеловать тебя.

— Я бы хотела… поцеловать тебя.

Мы оба тихо рассмеялись — едва слышно, сдержанно. Почти сразу, не договариваясь, добавили:

— Похоже, мы не сможем это делать какое-то время, да?

— Да… Это правда.

Мы приблизились друг к другу. От неё исходил лёгкий аромат мыла — едва уловимый, но отчётливый, он щекотал ноздри, будто дразня. В полумраке я почувствовал, как её пальцы осторожно коснулись моей груди — словно спрашивая разрешения.

Аясэ придвинулась ближе, и я почти мог почувствовать запах её волос. Мягкий, тёплый. Я невольно положил руку ей на плечо — не столько чтобы притянуть, сколько подтвердить её близость. Этот жест стал границей. Тихим напоминанием самому себе, что дальше заходить не стоит.

В тот же миг её ладонь легла мне на плечо. Осторожно. Мы всё ещё различали лишь силуэты, но этого было достаточно. И нежно коснулся её губ. Наш поцелуй длился всего несколько секунд, но в нём сплелись сразу всё: и тепло, и волнение, и лёгкая, щемящая неуверенность.

Её пальцы чуть крепче сжали моё плечо. Я аккуратно отстранился. Она тихо вздохнула — почти неслышно, но этот звук, едва уловимый, растворился в темноте, оставив в воздухе странное ощущение пустоты.

Аясэ медленно выскользнула из моих рук.

— Спокойной ночи.

— Спокойной ночи… Аясэ.

Я вернулся в свою комнату и лёг на кровать. Закрыв глаза, я снова и снова прокручивал в голове то, что только что произошло. Мысли не давали покоя — я знал, что после этого заснуть быстро не получится.