«Меня обнимают...» — осознала я, очнувшись.

Вновь увидев множество нежных моментов, я стала скучать по своей семье ещё больше, чем когда-либо — от нахлынувших воспоминаний голова шла кругом. Потому мне было ещё сложнее понять, что происходит: Фердинанд редко обнимал меня без причины. Это было странно, но я просто ответила взаимностью и положила руки ему на спину. 

Фердинанд тут же отпрянул и отстранился.

— Розмайн, что ты, по-твоему, делаешь? — спросил он, скривившись.

Я была потрясена. Это он первый обнял меня! Но я не могла ему так ответить. Это вызовет лишь бессмысленный спор, в котором у меня не будет шансов на победу, когда мои мысли так затуманены. Придётся применить более дипломатичный подход.

— Разве это справедливо, что вы можете обнять меня, чтобы успокоиться, а я нет? Требую продлить наши объятия, пока я не приду в себя.

— Продлить?

— После синхронизации мои воспоминания внезапно вернулись, из-за чего теперь мой разум и эмоции находятся в полном беспорядке, — пояснила я, чётко сформулировав проблему.

Вновь скривившись, Фердинанд с большой неохотой согласился. Разобравшись с объятиями, я смогла наконец-то оглядеться и заметить, что мы опять находимся в зале основания и что Фердинанд сидит на коленях, обхватив меня руками. Неудивительно, что мне не было холодно.

— Поднима... — пробормотала я, поворачиваясь на месте для более удобных объятий. Запах и тепло Фердинанда вызывали чувство умиротворения во мне, однако его сердце колотилось очень быстро, а дыхание казалось необычно поверхностным.

— Это точно успокаивает... — выдохнула я.

— Не меня, — со вздохом ответил Фердинанд. Я почувствовала, что он вот-вот снова отстранится, и упрямо прижалась к нему сильнее.

— Это значит, что вам нужно ещё больше обнимашек. Я собираюсь дать столько обнимашек, сколько смогу.

— Неверный вывод... — отказался Фердинанд. В его голосе звучала усталость и некоторое раздражение, но всё же при этом одной рукой он прижимал меня к себе, а другой играл с моими волосами. Удивительно: ему действительно хотелось больше объятий, просто он отказывался честно признаться в этом.

— Тогда почему вы уже обнимали меня, когда я очнулась?

— Это была... твоя вина, — отрезал Фердинанд, искренне недовольный. — Ты внезапно прервала синхронизацию и отказывалась просыпаться, сколько бы я ни звал. 

Очевидно, он начал паниковать, опасаясь, что я поднялась по высокой лестнице.

— Я была в такой опасности?

— Ты ещё спрашиваешь? Ты провела несколько дней на грани смерти. Меня удивляет, что ты можешь оставаться такой спокойной.

Если бы мы позволили моей магической силе вернуться к тому уровню, на котором она была до того, как я наполнила основание страны, я бы, скорее всего, умерла от боли. Мне приходилось избавляться от магической силы без использования лекарств восстановления, и я постоянно рисковала исчерпать выносливость до того, как достигну цели. И, конечно, если бы не Фердинанд, наполнивший меня своей магической силой, как только я достигла края истощения, меня тоже ждала бы смерть. В последние несколько дней я могла умереть когда угодно.

— Я понимала, что на кону моя жизнь, — согласилась я. — Именно поэтому я боялась идти спать, не желая, чтобы моя магическая сила опять восполнилась. Но я никогда не сомневалась, что вы меня спасёте. Это было единственное, что удерживало меня от слишком негативного настроя. 

Я действительно считала, что в конце концов всё получится — при условии, что нам удастся истратить всю магическую силу, — но оставаться таким же оптимистичным было не позволительно для Фердинанда, от которого зависело моё выживание.

— В тот момент, когда твоя магическая сила истощилась, я заставил тебя выпить лекарство синхронизации и влил в твоё горло свою жидкую магическую силу, — объяснил Фердинанд. — Я использовал магический инструмент для чтения воспоминаний, чтобы направить в тебя ещё больше магической силы, а затем воззвал к тебе изнутри разума. Ты мучительно долго не отвечала, и даже после ответа ни одно из твоих утраченных воспоминаний не хотело возвращаться. В конце концов мы наткнулись на одно воспоминание, которое имело шанс помочь, однако как только свет твоего благословения погас, наша синхронизация завершилась.

Он пришёл в себя, не понимая, что только что произошло. Разумно было предположить, что я прервала нашу синхронизацию, но тогда почему я не пришла в себя одновременно с ним? Видя, что я совершенно не реагирую, он с отчаянием пришёл к выводу, что благословение всех атрибутов в моих воспоминаниях, должно быть, вступило в реакцию с тем небольшим количеством божественной силы, которая всё ещё оставалась в моём теле.

Вряд ли было бы уместно ответить на этот рассказ, что я вовсе не собиралась прекращать нашу синхронизацию, а просто увидела благословение и отключилась, после чего, очнувшись с восстановленными воспоминаниями, обнаружила, что Фердинанд без всякой причины прижимает меня к себе, и посчитала, что он сломался.

— Вам больше не нужно беспокоиться, — сказала я вместо этого, похлопав его по спине. — Благодаря вам ко мне вернулись воспоминания.

Несмотря на все мои попытки утешить его, Фердинанд всё ещё выглядел расстроенным. Его сердце продолжало биться, а пальцы, запутавшиеся в моих волосах, замерли. Он сжал меня так крепко, что приятное тепло перешло в болезненную хватку. Я подняла на него глаза, опасаясь, что что-то не так.

— Всё в порядке? — спросила я.

— Розмайн, ты?..

— Я… что?

Его голос постоянно ломался и звучал так хрипло, что я едва могла его понять.

Фердинанд сделал паузу, в его глазах отразилось глубокое чувство ужаса, а затем он ослабил свою хватку, чтобы немного отстраниться:

— Ты хочешь снова стать простолюдинкой?

— Что? — я наклонила голову, совершенно не понимая, к чему он клонит.

— Мы могли бы воспользоваться этой возможностью и заявить, что ты скончалась, потратив последние остатки божественной магической силы, после чего вновь сделать тебя простолюдинкой.

Сердце заколотилось. Теперь, когда воспоминания о былых днях стали свежи в моей памяти, идея вернуться к семье из нижнего города звучала более привлекательно, чем я могла выразить словами. Мне сразу же захотелось согласиться, но нужно было быть реалистичнее: невозможно вернуться к прежнему образу жизни, когда все знают меня как воплощение богини. Фердинанд разбирался в дворянской политике куда лучше меня, поэтому его предложение казалось бессмысленным. Разве что...

— Господин Фердинанд... Это ваш способ сказать мне, что я скоро умру? Мне осталось недолго до того, как божественная магическая сила убьёт меня, так что я могу провести остаток времени со своей семьёй?

— Нет. Синхронизация ясно дала мне понять, что ты наиболее счастлива, когда находишься со своей семьей. Жизнь в разлуке с ними причинит тебе только душевную боль.

«Он сейчас серьёзно?»

Мой пульс участился, а дыхание стало поверхностным.

— Как вы вообще собираетесь это провернуть? Все в нижнем городе считают Майн мёртвой, а дворяне всех герцогств теперь признают меня воплощением Местионоры. Разве вы не забываете об основании Александрии, о моём городе-библиотеке и?..

— Мы могли бы дождаться собрания герцогов, на котором зент сделает тебя аубом Александрии и объявит о твоей помолвке со мной. После этого я улажу все формальности, необходимые, чтобы мне самому вступить в должность герцога, а затем оповещу о твоей смерти в результате затянувшихся проблем со здоровьем. Ты вернёшься к жизни простолюдинки, а я буду следить за основанием и строительством твоего города-библиотеки.

Фердинанд заверил меня, что я смогу вернуться к жизни простолюдинки, если мы согласуем свой план с переездом Гутенбергов. Простолюдины Александрии не знают, что Майн умерла в возрасте семи лет. Гутенбергам, знавшим моё лицо, не составит труда умолчать об этом, и компания «Плантен» и все остальные наверняка будут сотрудничать.

Он продолжил: 

— Хотя в Эренфесте об этом не могло быть и речи, если я займу пост ауба Александрии, у меня будет возможность защитить тебя и твою семью. Эта идея пришла мне в голову только во время синхронизации, и многие детали нужно будет проработать, но она стоит того, чтобы её рассмотреть.

Фердинанд говорил нерешительно: должно быть, реализовать всё это будет довольно сложно. Тем не менее он никогда не стал бы предлагать то, что было совершенно невозможно.

Одно за другим в моём сознании возникали лица членов моей семьи. Отец, поняв, что мы можем встретиться только по работе, проделывал весь путь до Хассе, чтобы увидеть моё лицо и обменяться парой слов. Мама сделала всё возможное, чтобы стать Ренессансом, а Тули потратила годы на изготовление аксессуаров для меня, став моей личной мастерицей по украшениям для волос. Камилла же и вовсе мне удалось увидеть лишь мельком во время церемонии крещения.

«Жить с ними в нижнем городе — это вообще вариант?»

Одна часть меня повторяла, что идти по этому пути можно, но другая упрямо не соглашалась. Я никогда не буду настолько бессердечной, чтобы возложить на Фердинанда столько тягот. Казалось, между моими личностями дворянки и простолюдинки идёт смертельная битва.

«Неужели я стану ещё одной среди многих, кто свалил свои беды на господина Фердинанда, чтобы жить так, как им хочется?»

Чтобы моя жизнь вернулась в нормальное русло, Фердинанду как аубу придётся вступить в изнурительную битву, чтобы защитить меня и мою семью. Вынужденный нести на себе непосильную ношу и при этом не показывать никому слабости, он в итоге столкнётся с немыслимыми трудностями.

«Сердце болит…» — схватилась за грудь я. Что-то разъедало меня, но я не знала что.

— Вы правы, — сказала я. — Даже сейчас я хочу проводить время со своей семьей. Но я так же сильно забочусь о вашем счастье.

Это было моё решение — украсть основание Аренсбаха. Как ужасно было бы, если бы я отказалась от роли нового ауба Александрии, чтобы предаться беззаботной жизни со своей семьёй? Бросить всё на Фердинанда в этот момент казалось ещё более жестоким, чем поведение Сильвестра, свалившего на него всю свою работу, или Дитлинды, отказавшейся от своих обязанностей и делающей всё, что ей заблагорассудится.

— Вам не нужно чувствовать себя обязанным мне, — заверила я, глядя ему прямо в глаза. — Вы в стократ отплатили мне за всё. Я отказываюсь бросать вас только для того, чтобы снова стать простолюдинкой.

Фердинанд принял нейтральное выражение лица и покачал головой. 

— Раз к тебе вернулись воспоминания, то и твоя фобия магических камней должна возвратиться. Тот, кто не умеет пользоваться магическими камнями, не сможет выжить в качестве дворянина, не говоря уже об аубе. Я смог бы проводить все необходимые смешивания вместо тебя, поскольку наша магическая сила почти идентична. Однако ты в любом случае будешь служить лишь в качестве лица, не более того, так что твоё присутствие или отсутствие не повлияет на мою ношу.

Фердинанд был прав лишь отчасти. Единственной причиной, по которой Аренсбах был превращён в Александрию, а не стёрт с лица земли за измену, было обещание, что воплощение богини займёт пост ауба и очистит герцогство от греха. Как отреагируют дворяне Юргеншмидта, если у власти окажется кто-то другой? Этого не мог предсказать даже Фердинанд.

— Какой бы бесполезной я ни была, мой статус воплощения богини имеет решающее значение, не так ли? Сколько мучений вам придётся вынести, чтобы снова сделать меня простолюдинкой? Думаете, я слишком глупа, чтобы понять, что это будет означать для вас, или просто достаточно безответственна, чтобы не заботиться об этом?

— Я не считаю тебя ни глупой, ни безответственной, — вздохнул Фердинанд. — Я просто считаю, что тебе следует вернуться к своей семье. Лутц значит для тебя больше, чем кто-либо другой, верно? Наша синхронизация ясно дала мне это понять. Это твой единственный шанс быть с ним.

Лутц и моя семья были важны для меня, но я не собиралась отказываться от Фердинанда, чтобы быть с ними. Если бы он был неисправимым честолюбцем, движимым похотью и тщеславием, готовым без колебаний взять себе не только первую, но и третью жену и даже любовницу, чтобы стабилизировать положение Александрии, я бы с радостью вернулась домой к своей семье. Но он был полной противоположностью.

— Я никогда не смогу просто так оставить вас! — воскликнула я. — Вы хоть представляете, как я буду волноваться?! Вы не умеете просить о помощи! Вы стараетесь всё делать сами и полагаетесь на лекарства! Вы умрёте в мгновение ока!

— Розмайн, если ты не воспользуешься этой возможностью, семя твоего романа с Лутцем никогда не расцветёт, — помрачнел Фердинанд. — Вместо этого тебе придется выйти замуж за меня.

Мой настрой сразу угас. Как наш разговор перешёл от возвращения меня к семье к браку с Лутцем?

«Эм… Кажется произошло недопонимание?»

— Господин Фердинанд... В какой момент это превратилось в обсуждение замужества? Я бы не вышла за Лутца, даже если бы согласилась снова стать простолюдинкой. Дворяне могут счесть меня привлекательной из-за моей магической силы и статуса, но жители нижнего города не обратят на меня ни малейшего внимания. Я слаба здоровьем и даже не смогу родить им детей, поскольку у них нет магической силы.

Как бы я ни хотела вернуться к своим близким, мысль о замужестве с Лутцем даже не приходила мне в голову. Он заслуживал кого-то гораздо лучшего, особенно если учесть, сколько он приложил усилий, чтобы сохранить мою связь с семьёй.

Теперь, когда я подумала об этом, я не была бы отличной женой даже по дворянским стандартам: моих навыков общения и вышивки катастрофически не хватало. Только чудак захотел бы сблизиться со мной вне контекста брака по расчёту.

— И что это значит, что мы должны жениться друг на друге? — переспросила я. — Нас никто не может ни к чему принудить.

Аубы сами выбирали себе партнеров, после чего их союз одобрял зент. Фердинанду незачем было, преодолевая себя, жениться на мне.

— Да, это так... — он опустил глаза, медленно выдохнул, а затем поднял три пальца. — У тебя есть три варианта. Первый — вернуться к простолюдинам и выйти замуж за кого пожелаешь. Другой — продолжить наш план и выйти за меня. Третий — приказать госпоже Эглантине отменить королевский приказ, связанный с нашей помолвкой, и выйти замуж за другого человека, подходящего для того, чтобы стать супругом ауба Александрии. Выбирай.

«А?..»

Мои глаза расширились:

— Простите мою прямоту, но о чём вы говорите? Вы говорите так, будто мы уже помолвлены. С каких это пор?

— С тех пор, как ты украла основание Аренсбаха.

— Ха?!

Пока я в шоке смотрела на него, разинув рот, Фердинанд объяснил: 

— Королевским приказом Трауквал приказал мне жениться на девушке, которая, не имея достаточного опыта, станет аубом Аренсбаха, и поддержать её в управлении герцогством. Затем, одновременно с церемонией звёздного сплетения, я должен был удочерить госпожу Летицию, а после обучить её, чтобы она заняла пост ауба. Приказ был принят потому, что Аренсбаху нужен был кто-то, кто бы поддерживал его следующее поколение, иначе герцогство рисковало рухнуть. В то время аубом должна была стать Дитлинда, но с тех пор эта роль перешла к тебе, и приказ остаётся в силе.

Он говорил так, словно это было очевидно. Откуда мне было знать, что королевский приказ останется в силе даже после того, как Дитлинда уйдёт со сцены, или что принятие основания Аренсбаха будет означать и принятие жениха?

— Но до сих пор никто не сказал мне об этом ни слова...

— В пылу борьбы никто не мог об этом упомянуть. А когда ситуация успокоилась, ты уже оказалась окрашена божественной силой, и важно было не вызвать у тебя лишних эмоций.

Я хлопнула в ладоши в знак осознания. 

— Ааа... Так вот почему мои последователи стали вести себя иначе. 

Несмотря на их первоначальные жалобы на то, что я слишком близка с Фердинандом, они вдруг перестали это комментировать. Теперь тайна была раскрыта.

Фердинанд вздохнул. 

— Твои последователи стали такими покладистыми, потому что ты упомянула в Эренфесте, что я был бы идеальным партнером для политического брака. Виной тому твой безответственный язык.

— Что?! — для меня это было новостью. — Что ж, я рада, что мы всё уладили до того, как это привело к катастрофе. Вы ответственный человек, господин Фердинанд, но нет необходимости брать на себя это бремя только ради меня. Мы можем пойти дальше и аннулировать...

— Не заблуждайся, Розмайн, я активно стремился к такому исходу.

Я смотрела на него, не понимая, что Фердинанд имеет в виду. Должно быть, прочитав моё выражение лица, он тут же пояснил:

— Сколько мы знаем друг друга, я наблюдал за твоей связью с семьёй: как ты стараешься оставаться рядом с ними, будучи дворянкой, и как они не хотят тебя потерять. Затем ты заявила, что я значу для тебя не меньше, и продолжила заботиться обо мне даже после того, как я переехал в Аренсбах. Всё моё представление о семье пришло от тебя. Лекарство синхронизации дало тебе это понять, не так ли? Как сильно я жажду такой связи с семьёй, как у тебя.

Я кивнула. В его воспоминаниях были зависть и восхищение моей семьёй... а затем горечь и сожаление о том, что мы были разделены.

— Я мог бы не почувствовать этого, если бы остался в Эренфесте, — отметил Фердинанд. — Мне было бы достаточно наблюдать за тобой и твоей семьёй из тени. Но когда я переехал, голоса вокруг тебя начали угрожать разорвать нашу связь. Я не хотел терять то, что у нас было. Таким образом... использование этого королевского приказа было самым практичным и эффективным способом заполучить тебя.

Он провёл пальцем по моей щеке, и по спине пробежала неуверенная дрожь.

— Отдавший приказ король больше таковым не является, а значит, он не может вмешиваться в мои планы, — продолжил Фердинанд. — Я также пригрозил новому зенту, чтобы она не вмешивалась, если не получит от тебя приказа.

— Вы угрожали зенту? Господин Фердинанд...

Прежде чем я успела сказать что-то ещё, его палец переместился к моим губам. Он нежно прижался к ним, но этого было достаточно, чтобы заставить меня замолчать. Я не решалась даже вздохнуть.

— Я приложил все усилия, чтобы никто не воспротивился моему положению супруга воплощения богини. Я не мог смириться с мыслью, что другой мужчина займёт моё место настоящего члена твоей семьи.

Я тяжело сглотнула. В светло-золотистых глазах Фердинанда горел огонь, который почти пугал меня. Я не была уверена, что смогу дать ему то, чего он жаждет, и это так меня тревожило, что хотелось убежать.

Но лежащая на спине рука держала меня на месте.

— Только ты можешь остановить меня, Розмайн. Жизнь нового зента в твоих руках. Вернёшься ли ты к своим близким и подаришь мне отблески своего счастья? Примешь ли ты нашу помолвку и меня в свою семью? Или прикажешь Эглантине отменить королевский приказ? Выбор за тобой.

Фердинанд смотрел прямо на меня, ожидая ответа. Его напряженность застала меня врасплох. Я не знала, чего он хочет, но сомневалась, что женитьба на мне — это решение. Романтическая любовь была мне непонятна, и я не могла ответить на чувства, которые даже не могла постичь. Моя неспособность дать ему то, чего он желал, только будет расстраивать меня, пока чувство вины не окажется слишком сильным.

— Твой выбор, Розмайн? — давил он.

Я инстинктивно дернулась, надеясь вырваться, но не смогла разорвать его хватку. Я смотрела на него, а он продолжал ждать моего ответа.

Некоторое время мы сидели в молчании, пока наконец Фердинанд не опустил глаза и не вздохнул. Он перестал прикасаться к моему лицу и убрал руку, лежавшую на моей спине. Когда я в следующий раз встретилась с ним взглядом, то увидела, что он побеждён. Даже язык его тела говорил о его разочаровании. Сейчас, как никогда раньше, я поняла, что он привык к тому, что его желания игнорируют.

«Это неправильно…»

Инстинктивно я покачала головой. Я не понимала, о какой любви идёт речь, но не могла позволить Фердинанду уйти. Он редко говорил о своих желаниях так открыто. Я не хотела отбивать у него охоту делать это снова, поэтому потянулась и обняла его.

— Розмайн, что?..

— Я понимаю, что это не должно быть так, но знаете что? Я до сих пор не понимаю, что такое романтическая любовь!

— Обычно, обнимая мужчину, так не говорят, но да, я прекрасно понимаю, — ответил Фердинанд с явным раздражением в голосе. — Моё единственное желание — стать твоей семьей в самом прямом смысле этого слова. Я не ожидаю ничего из тех деликатных аспектов романтики, которые обычно возникают между мужчинами и женщинами. Поскольку я уже стал для тебя семьёй, если мы поженимся, всё останется как есть.

Это успокоило меня. Если его действительно устроит, если я буду относиться к нему просто как к члену семьи и не стану заниматься ничем романтическим, я не разочарую его.

— Я не могу смириться с мыслью, что наша связь прервётся и другой мужчина станет настоящим членом твоей семьи. Вот и всё, — Фердинанд коснулся радужного украшения в моих волосах. — Неужели тебя не раздражает, как много люди сплетничают и предполагают только потому, что ты выражаешь свою заботу о ком-то?

Да, раздражает. Меня до крайности расстраивало то, что, даже когда его жизнь была поставлена на кон, все призывали меня не беспокоиться о нём.

«Но как только я стану невестой господина Фердинанда... я смогу беспокоиться о нём, и никто не станет жаловаться».

— Вы действительно не против, чтобы наши отношения остались прежними? — уточнила я.

— Да.

Его быстрый, непринуждённый ответ заставил меня сомневаться. Я не хотела, чтобы он изменил своё мнение, когда мы поженимся, и вдруг начал бы ожидать от меня большего.

— И вы сказали, что моя фобия к магическим камням, возможно, вернётся. Если это случится, я постараюсь помочь, чем смогу, но я всё равно буду обузой и в качестве ауба, и в качестве жены. Вы действительно готовы с этим смириться?

— Да. Возможно, ты не сможешь использовать магические камни, но твой статус воплощения богини имеет немалую ценность. Если ты вернёшься к жизни простолюдинки, я не смогу рассчитывать даже на это. Хорошо подумай над этим решением, ведь это твой последний шанс вернуться к прежнему образу жизни.

— Я хочу вернуться к своей семье... но это было бы нелегко для меня.

Слишком многое лежало на моих плечах. Я сомневалась, что в моё отсутствие Фердинанд проявит к Летиции хоть малейшее внимание, а дворяне Аренсбаха наверняка получат более суровое наказание. Кроме того, у меня были имена нескольких моих последователей; как отразится на них моя «смерть»? Возвращение их имен было одним из вариантов, но Родериху и Гретии пришлось бы вернуться в семьи, с которыми они порвали связи. И как быть с Матиасом и Лауренцем, которые посвятили свои имена, чтобы избежать казни? Я не могла представить, что Хартмут и Кларисса согласятся на возвращение имен, и не вызовет ли у них подозрений подобное поведение Фердинанда?

«Почему-то мне кажется, что все посвятившие имя последователи уйдут с «Розмайн» в могилу».

Фердинанд был не из тех, кто уклоняется от устранения тех, кто стоит на его пути: он сделает всё необходимое, чтобы идеально сымитировать мою смерть. Я искренне сомневалась, что тот, у кого хватило наглости напасть на Эйвермина и Богиню Мудрости, воздержится от того, чтобы расправиться с несколькими дворянами.

— Это было бы нелегко? — повторил он. — Что ты имеешь ввиду?

Пытаясь воззвать к его более рациональной стороне, я решила не говорить, что отказываюсь бросить всех, кто был мне дорог в моей дворянской жизни, и вместо этого выбрала более приемлемую формулировку. Оба объяснения были честными, но вероятнее, что второе будет эффективнее.

— Чтобы я стала простолюдинкой, мой штап должен быть запечатан, не так ли? Я не смогу самостоятельно готовить лекарства восстановления как и полагаться на вас или моих последователей. Что касается истощения магической силы, то мне придётся постоянно посещать храм. Звучит мрачно, но я сомневаюсь, что смогу долго прожить в качестве простолюдинки.

В самом деле, я не смогла бы долго продержаться в роли простолюдинки — именно поэтому я вступила в храм и пережила столько встреч с дворянами за все эти годы. К тому же, теперь у меня было достаточно магической силы, чтобы стать зентом — я никогда не смогу держать её под контролем. Я буду регулярно сталкиваться с дворянами во время своих походов в храм — все они вскоре осознают истинную важность религии — и стоит только одному из них узнать меня, как возникнут всевозможные осложнения.

— Не говоря уже о том, — продолжала я, — что жизнь простолюдинки оказалась бы для меня слишком тяжёлой. Я не могла даже набрать воды, когда жила в нижнем городе. Я не могу выполнять работу по дому, и прошло так много времени, что я не знаю, как влиться в общество.

С момента моего появления в этом мире я провела всего два года в качестве простолюдинки. Но и тогда моё здоровье по большей части приковало меня к постели, поэтому я редко общалась с соседями, посещала свадьбы, похороны и тому подобное. У меня не было хорошего основания, на которое можно было бы опереться.

— Я могла бы снова переехать к своей семье, но стала бы только обузой для них, — призналась я. — Если вы будете регулярно устраивать встречи с ними, думаю, для меня будет лучше оставаться дворянкой.

Фердинанд обхватил меня за плечи и снова крепко прижал к себе:

— Ты... действительно выбрала меня, Розмайн?

— Только бы вы не пожалели, что женились на мне.

Доверив своё тело Фердинанду, я утешалась его теплом, как вдруг поняла: теперь, когда мы остались одни и моя божественная магическая сила исчезла, нам нужно кое-что сделать.

— Господин Фердинанд, позвольте мне вернуть вам камень посвящения. Теперь, когда моя божественная сила исчезла, он мне не нужен, верно?

Он дал мне своё имя из практических соображений: из-за того, что моя подавляющая божественная сила мешала ему даже находиться рядом со мной. Решив вернуть его, я достала камень с его именем... но Фердинанд не сделал ни единого движения, чтобы принять его. Он просто смотрел в одну сторону.

— Тебе он не нужен?.. — повторил он, заметно расстроившись.

Я начала паниковать. Оглядываясь назад, я действительно неудачно выбрала слова:

— Я просто имею в виду, что... это неправильно, что я его храню.

— Я не понимаю.

— Не кажется ли вам ненормальным, что у нас есть отношения типа «хозяин — слуга»? Члены семьи должны быть равными. 

Если мы собирались пожениться, мне не стоит продолжать хранить его камень.

Фердинанд ничего не ответил. Он продолжал смотреть между мной и маленьким коконом в моей руке, который он даже не пытался взять.

— Что-то не так? — спросила я.

— Мы можем быть равными, даже если ты не вернёшь моё имя... нет?

Я наклонила голову. Смысл его слов сначала до меня не дошёл, но потом я вспомнила, как Леонора кое-что мне рассказывала. Когда мы обсуждали, принимать ли имена детей из бывшей фракции Вероники, она сказала, что ей нравится идея обменяться именами с любимым человеком и поклясться, что их чувства друг к другу сохранятся навечно.

— Вы предлагаете посвятить имена друг другу? — спросила я. — Это звучит как трогательная сцена из сказки, и это сделало бы нас равными, но это не совсем реалистично. Так сказала Леонора и я с ней согласна.

— Нереалистично, да?

— Правильно. Нельзя же забывать о наших потомках?

— Кого ты имеешь в виду? — спросил Фердинанд, нахмурив брови.

— Я... я имею в виду... Допустим, мы поженимся. Разумно предположить, что у нас могут быть... дети, верно?

О-о-о. Это было плохо. Думать о женитьбе и деторождении было достаточно неловко само по себе. А обсуждать это с Фердинандом было в десять раз хуже. То, что, как я думала, никогда не будет иметь ко мне никакого отношения, теперь казалось очень близким.

«Гх... Спокойно, Розмайн. Спокойно!»

— Мне, как аубу, нужен преемник, а значит, нам придётся по меньшей мере усыновить ребёнка. Нам также нужен кто-то, кто сможет поддерживать жизнь в городе в наше отсутствие. Кто-то вроде госпожи Летиции, верно? Если мы обручимся в соответствии с королевским приказом, то нам придется её удочерить.

— В первую очередь нам нужно будет отменить традицию Аренсбаха, чтобы она могла оставаться кандидатом в аубы, но да — как только ты достигнешь совершеннолетия и состоится церемония звёздного сплетения, нам нужно будет удочерить её. Я намеревался, чтобы она, как и все благородные дети, осиротевшие во время войны с Ланценавией, оставалась в храме до удочерения.

Я облегчённо вздохнула. Я решила, что Фердинанду, главной жертве Летиции, лучше самому решать, как нам стоит относиться к ней в дальнейшем. Приятно было слышать, что он решил скрыть её преступления: было бы неприятно наказывать ребёнка, которого, как мы знали, просто использовали.

— Итак, — продолжал Фердинанд, — какое отношение наши потомки имеют к посвящению имен?

— Я... я имею в виду... Повторяю, мы собираемся пожениться. Если мы посвятим друг другу имена и один из нас поднимется по высокой лестнице, другой немедленно последует за ним. Подумайте о том, какие трудности это создаст для детей, которых мы оставим. Им и так будет тяжело с одним родителем.

Когда я жила в теле Урано мой отец погиб в автокатастрофе. Если бы моя мать посвятила имя и умерла в то же время, я бы не знала, что делать. Даже в этом мире нередко случалось, что люди теряли родителей ещё в юности. На ум приходили Бенно, Сильвестр и гиб Илльгнер.

— Многие проблемы приёмного отца возникли из-за того, что ему пришлось взять на себя обязанности герцога в столь юном возрасте, верно? К тому времени он уже был взрослым, но представьте, если бы эта ноша свалилась на него, когда он был ещё ребёнком. Не говоря уже о том, что у него был господин Бонифаций, чтобы наблюдать за передачей власти. У нас не будет ни одного взрослого кандидата в аубы, который мог бы оказать поддержку в случае нашей безвременной кончины: не считая Летиции, мы вдвоём составляем всю герцогскую семью Александрии. Разве мы не должны сделать всё возможное, чтобы избежать такого печального исхода?

Фердинанд удивлённо уставился на меня, словно не предполагая такого ответа. 

— Понятно. Проницательное наблюдение. Должен признаться, я несколько шокирован, услышав от тебя столь дальновидный аргумент. Обычно твой ум слишком занят книгами.

После этого довольно грубого замечания Фердинанд жестом велел мне встать. Даже сейчас он не забрал свой камень посвящения. Сначала я оставалась на месте, но неохотно подчинилась, когда он повторил указание вслух.

— Господин Фердинанд. Ваш камень посвящения, — сказала я, снова устремив на него взгляд.

В ответ он пренебрежительно махнул рукой, затем посмотрел на разбросанные инструменты и пробормотал, что ему придётся вернуться завтра, чтобы всё убрать.

— Господин Фердинанд, — повторила я.

— Иди сюда. Как твое здоровье? Успокоилась ли твоя магическая сила?

Он коснулся моего лба и затылка, приступая к своей обычной проверке. По тому, как он прикидывал, какое лекарство дать мне перед сном, я догадалась, что он совершенно не намерен возвращать свой камень посвящения.

— Господин Фердинанд! — воскликнула я.

— Я заберу его через два года. Пожалуйста, будь терпелива до тех пор. Нет нужды отказываться от щита Шуцерии. 

Затем он подхватил меня одной рукой и понёс к выходу, как будто это было самым естественным делом на свете.

— Щит Шуцерии?.. Вы можете сделать его с помощью камня посвящения?

У меня было так много вопросов, но Фердинанд отказывался отвечать на них. Он вывел меня из зала основания, не проронив ни слова.

***

— Госпожа Розмайн, господин Фердинанд, — приветствовали Гретия и Юстокс, поспешив к нам, как только увидели нас. — Мы беспокоились, когда вы долго не возвращались.

— Розмайн потребовалось немало времени, чтобы прийти в себя, — ответил Фердинанд. — Но вам не стоит больше беспокоиться.

Вскоре прибыли и другие мои последователи, которым, скорее всего, сообщили о нашем возвращении. Хартмут и Кларисса сначала боролись за место подле меня, а потом с восторгом стали рассказывать о том, каким чудесным им показалось моё воссоздание древнего заклинания. Огромный магический круг раскинулся в ночном небе и устроил такое грандиозное представление, что никто не усомнился бы в том, что оно исходит от воплощения богини.

— Вернулись ли рыцари с пограничных врат? — спросил Фердинанд.

— Штраль и его группа должны скоро вернуться, — ответил Юстокс.

— Понятно. Ангелика, я поручаю Розмайн тебе. — Он передал меня, а затем повернулся к моим последовательницам. — Гретия, Лизелетта, пусть Розмайн выпьет лекарства восстановления с бленрусом, которые лежат в этой шкатулке. Отдых превыше всего. Очистите её вашеном, не купайте её, также скорректируйте планы на завтра в зависимости от её здоровья.

Фердинанд выглядел измождённым, когда давал указания другим моим последователям. Инстинкт подсказал мне: 

— Вы могли бы воспользоваться услугами Шлафтраума...

— Розмайн. Прошу тебя. Хоть раз ты можешь не молиться богам?

Размышляя об этом, можно сказать, что это было мудро.

— Тогда я оставлю это на завтра.

Ангелика подхватила меня на руки и понесла к моей кровати. Каркас с балдахином уже был подготовлен, чтобы я могла сразу заснуть.

Лизелетта улыбнулась и начала переодевать меня:

— Действительно, благоговейная божественная сила, переполнявшая вас, угасла. Я могу подойти к вам, не пользуясь серебряной тканью.

— Вы выглядели просто божественно, когда сияли светом, госпожа Розмайн, но мне спокойнее видеть вас в нормальном состоянии, — согласилась Гретия. Только тогда до меня дошло, что моя божественная сила исчезла навсегда.